Прощеное воскресенье предваряет Великий пост.

Какой духовный смысл у обычая просить у всех прощения? Что же прощают православные верующие друг другу в этот день? Разве мы виноваты перед каждым человеком в мире? Почему же тогда о прощении нас просят те, кто вроде бы нас и не обижал? Прощеное воскресенье — последнее воскресенье накануне Великого поста. Этот обычай пришел из древних времен, когда подвижники уходили на время Великого поста из городов и монастырей в пустыню, даже не зная, вернутся ли они обратно к Пасхе. Отправляясь в этот трудный и опасный путь, чтобы молиться в уединении, они прощались и старались примириться друг с другом. Каждый из них знал, что, возможно, путь, который они совершают, уходя от мира, может стать для них последним. Поэтому проститься и простить друг другу обиды было важно для них.

В память об этом православные люди также испрашивают прощения друг у друга. Но просить прощения можно не только у единоверцев. Помириться можно со всеми, кого мы обидели, чтобы зло ушло из нашего сердца. Все мы несем перед Богом вину, на нас лежит тяжесть первородного греха. Испрашивая прощения у ближнего и прощая его, мы пытаемся примириться с Богом, который по милости Своей прощает нам наши грехи. Мы просим Господа простить нас и надеемся, что Он услышит наши молитвы. Будем же всепрощающими и милостивыми, снисходительными к проступкам ближних, ведь и у нас есть свои грехи, о которых мы просим прощения у Бога в Прощеное воскресенье.

Грядущий Великий пост — время покаяния. Покаяние — это время исправления, очищения души. Затаив обиду на ближнего, невозможно с миром войти во время поста. Поэтому Прощеным воскресеньем следует не только просить прощения у тех, кого мы обидели, но и простить тех, кто обидел нас. Даже если в этот день никто не просил у нас прощения. (Источник: https://www.pravmir.ru/proshhenoe-voskresene-v-2021-godu/)

Русский православный писатель Иван Шмелев так описал обычаи и традиции Прощёного  воскресения, сохранявшиеся в его семье:

Лето Господне

Прощеное воскресенье

Масленица кончается: сегодня последний день, «прощеное воскресенье». Снег на дворе размаслился. Приносят «масленицу» из бань — в подарок. Такая радость! На большом круглом прянике стоят ледяные горы из золотой бумаги и бумажные вырезные елочки; в елках, стойком на колышках, — вылепленные из теста и выкрашенные сажей, медведики и волки, а над горами и елками — пышные розы на лучинках, синие, желтые, пунцовые… — верх цветов. И над всей этой «масленицей» подрагивают в блеске тонкие золотые паутинки канители. Банщики носят «масленицу» по всем «гостям», которых они мыли, и потом уж приносят к нам. Им подносят винца и угощают блинами в кухне. И другие блины сегодня, называют — «убогие». Приходят нищие — старички, старушки. Кто им спечет блинков! Им дают по большому масленому блину — «на омин души». Они прячут блины за пазуху и идут по другим домам. Я любуюсь-любуюсь «масленицей», боюсь дотронуться, — так хороша она. Вся — живая! И елки, и медведики,  и горы… и золотая над всем игра. Смотрю,  думаю: масленица живая… и цветы, и пряник — живое все. Чудится что-то в том, но — что? Не могу сказать. Уже много спустя, вспоминая чудесную «масленицу», я с удивленьем думал о неизвестном Егорыче. Умер Егорыч — и «масленицы» исчезли; нигде их потом не видел. Почему он такое делал? Никто мне не мог сказать. Что-то мелькало мне?.. Пряник… — да не земля ли это, с лесами и горами, со зверями? А чудесные пышные цветы — радость весны идущей? А дрожащая золотая паутинка — солнечные лучи, весенние?.. Умер неведомый Егорыч — и «масленицы», живые, кончились. Никто без него не сделает. Звонит к вечерням. Заходит Горкин — «масленицу» смотреть. Хвалит Егорыча:

— Хороший старичок, бедный совсем, поделочками кормится. То мельнички из бумажек вертит, а как к масленой подошло — «масленицы» свои готовит, в бани, на всю Москву. Три рубля ему за каждую платят… сам выдумал такое, и всем приятность. А сказки какие сказывает, песенки какие знает!.. Ходили к нему из бань за «масленицами», а он, говорят, уж и не встает, заслабел… и в холоду лежит. Может, эта последняя, помрет скоро. Ну, я к вечерне пошел, завтра «стояния» начнутся. Ну, давай друг у дружки прощенья просить, нонче прощеный день. Он кланяется мне в ноги и говорит:  «прости меня, милок, Христа ради». Я знаю, что надо делать, хоть и стыдно очень: падаю ему в ноги, говорю:  «Бог простит, прости и меня, грешного», и мы стукаемся головами и смеемся.

— Заговены нонче, а завтра строгие дни начнутся, Великий Пост. Ты уж «масленицу»-то похерь до ночи, завтра-то глядеть грех. Погляди-полюбуйся — и разбирай… пряничка поешь, заговеться кому отдай. Приходит вечер. Я вытаскиваю из пряника медведиков и волков… разламываю золотые горы, не застряло ли пятачка, выдергиваю все елочки, снимаю розы, срываю золотые нитки. Остается пустынный пряник. Он необыкновенно вкусный. Стоял он неделю в банях, у «сборки», где собирают выручку, сыпали в «горки» денежки — на масленицу на чай, таскали его по городу… Но он необыкновенно вкусный: должно быть, с медом. Поздний вечер. Заговелись перед Постом. Завтра будет печальный звон. Завтра — «Господи и Владыко живота моего…» — будет. Сегодня «прощеный день», и будем просить прощенья: сперва у родных, потом у прислуг, у дворника, у всех. Вассу кривую встретишь, которая живет в «темненькой», и у той надо просить прощенья. Идти к Гришке, и поклониться в ноги? Недавно я расколол лопату, и он сердился. А вдруг он возьмет и скажет — «не прощаю!»? Падаем друг дружке в ноги. Немножко смешно и стыдно, но после делается легко, будто грехи очистились. Мы сидим в столовой и после ужина доедаем орешки и пастилу, чтобы уже ничего не осталось на Чистый Понедельник. Стукает дверь из кухни, кто-то лезет по лестнице, тычется головою в дверь. Это Василь-Василич, взъерошенный, с напухшими глазами, в расстегнутой жилетке, в розовой под ней рубахе. Он громко падает на колени и стукается лбом в пол.

— Простите, Христа ради… для праздничка… — возит он языком и бухается опять.

— Справили маслену… нагрешили… завтра в пять часов… как стеклышко… будь-п-койны-с!..

— Ступай, проспись. Бог простит!.. — говорит отец.

— И нас прости, иступай.

— И про… щаю!.. всех прощаю, как Господь… Исус Христос… велено прощать!.. — он присаживается на пятки и щупает на себе жилетку.

— По-бо-жьи… все должны прощать… И все деньги ваши… до копейки!.. вся выручка, записано у меня… до гро-шика… простите, Христа ради!..  Его поднимают и спроваживают в кухню. Нельзя сердиться – прощеный день.

Помолившись Богу, я подлезаю под ситцевую занавеску у окошка и открываю форточку. Слушаю, как тихо. Черная ночь, глухая. Потягивает сыро ветром. Слышно,  как капает, булькает скучно-скучно. Бубенцы, как будто?.. Прорывается где-то вскрик, неясно. И опять тишина, глухая. Вот она, тишина Поста. Печальные дни его наступают в молчаньи, под унылое бульканье капели.

В Свято-Троицком храме совершилась праздничная служба, посвященная Прощёному воскресению. Дорогие наши читатели,  по древнему обычаю мы  просим у вас прощения за все наши вольные или невольные поступки! Простите нас за всё!